Бизнес под музыку

Звукозаписывающие студии во всем мире закрываются одна за другой, кризис. Прекратила свое существование легендарная Olympic Studios, где записывались в свое время Rolling Stones и Led Zeppelin, закрылась английская Abbey Road, где делали свои хиты Pink Floyd и The Beatles. У нас, как кажется, ситуация обратная. Музыка продолжает жить и развиваться, пока лишь в рамках дорогого хобби, хобби, которое непременно имеет право стать полноценным источником прибыли.

Наши гости — известные на юге деловые люди и по совместительству профессиональные (!) музыканты. Игорь Марин и Константин Мацанов — по сути, очень разные, но имеют поразительное сходство в своем увлечении музыкой. У каждого из них есть собственная студия звукозаписи, где поздно вечером у бизнесмена начинается второй рабочий день. Для них это не хобби, а творческая работа, которая часто перетягивает на себя львиную долю времени и внимания.

«Я — за качественный рок»

Справка:
Игорь Викторович Марин — генеральный директор крупнейшей на юге селекционно-семеноводческой фирмы «Российская гибридная индустрия», кандидат биологических наук, а еще продюсер и владелец краснодарской студии звукозаписи, которая, по мнению экспертов, является одной из самых «упакованных» в мире.

— Игорь Викторович, как вы относитесь к сегодняшнему шоу-бизнесу?
— Ненавижу Москву всеми фибрами! Там очень мало нормальных людей! Везде тебя хотят наколоть, даже не узнав. Там все пропитано враньем. Это уже образ жизни. Не знаю, вероятно, в таком крупном мегаполисе так и должно быть, но мне это очень не нравится. Я так не умею. Бизнес так не делается.

— Ваша селекционная фирма процветает, но и здесь, в студии, вы проводите много времени. На основную работу вообще ходить успеваете?
— Как я могу ею не заниматься! Это мой основной бизнес, который является главным источником дохода. Я всем успеваю заниматься. Днем решаю рабочие вопросы, а поздно вечером прихожу сюда.

— Откуда все-таки это увлечение?
— В юности еще строгал колонки, делал гитары! Черт знает чем еще занимался. Это в крови, наверное. Я такой человек: ставлю цель перед собой и иду к ней напролом любым путем…

— В достижении — все средства хороши?
— Любые способы допустимы, кроме криминальных. На формирование моей личности большое влияние оказал отец. Пока я там упирался, куда поступать, чем заниматься — очень хотел жить только музыкой — отец мне доказал одной фразой, как поступить. Он сказал: «Понимаешь, что такое музыкант? — а тогда, кстати, музыкант — это был богатый человек, за выступления в тех же ресторанах хорошо платили. — Представь только, дрынчишь ты в каком-то кабаке, и тут приходит шнобель или кабардин какой, кидает тебе деньги раз десять подряд, и ты пляшешь под дудку какого-то идиота весь вечер. А вот, если наоборот: ты — крутой человек, пришел с дамой, тебя обслуживают, ты заказываешь, что хочешь, и уже под твою дудку пляшут местные музыканты…». И вот этой фразой отец отбил мне всякое желание быть музыкантом. И, наверное, очень хорошо, потому что, думаю, я был бы бедный человек…

— А сейчас вы богатый человек?
— Думаю, да. Мне хватает.

— Но денег никогда не бывает много…
— А у меня никогда их не было мало. Я всю свою повышенную стипендию родителям отдавал, а зарабатывал музыкой — свадьбы мы играли. И я вам скажу, 900 руб. за выходные на четверых, тогда как доктор наук получал 400 руб. в месяц — это что то, да значит…

— Игорь Викторович, получается, вы всю жизнь занимаетесь музыкой?
— Ну, после института я кандидатскую защищал, потом работал много. А в 41 год…

— …Бес в ребро?
— Да, видимо, переломный возраст оказался… Бес в ребре у меня всегда торчал. А тогда мы День поля проводили, и я искал оборудование для трансляции информационных объявлений на празднике. Мне подсунули диск краснодарской рок-группы, и я не поверил, что ребята так могут у нас играть. Тогда загорелся. И подумал, почему бы не заняться раскруткой? Но команду все же хотелось профессиональную. У меня кредо такое — если быть, то первым. А вторым лучше не быть вообще.

— В работе с музыкой вы такой же требовательный и принципиальный, как на своем основном поприще?
— Тогда у меня были две рок-группы — «Aspect» и «OffRoad», это были мои ребята. Я работал с ними «с нуля». Конечно, требовал выкладываться. Когда был кризис в 2008-м, нужно было поджаться, перетерпеть… А они скурвились. И мы расстались. Студия как студия осталась, а они ничего теперь из себя не представляют. И то, что я делаю сейчас, делаю для души, не спеша.

— То есть студия изначально создавалась под конкретный проект…
— Да, она создавалась под «Aspect». И это было сумасшествие! Вся эта техника. Даже эти пульты. Вот, к примеру, пульт «Мидас Легенд». Такой же стоял в частной лондонской студии, где писался Брайан Адамс. Этот пульт весит 750 кг! Нам пришлось специально разбирать окно, чтобы его сюда затащить. Вообще, в студии звукозаписи важны три момента. Естественно, оборудование самое высшее — обеспечение лучшими плагинами и только в Макинтоше! Нужен опыт, мозги и уши звукорежиссера. И третье — это правильный тон-зал. Вот благодаря ему мы получаем сумасшедшие исходники барабанов, скрипки — любых инструментов. Он сделан очень правильно. Стены все кривые — сложная система ловушек для низких частот. Метр двадцать — бетонный пол. Главное — звукоизоляция — она здесь идеальная. Звук не должен летать. Все железо дорогущее.

— Дорогущее — это сколько?
— Ну, вон там валяется «Лексикон» (эффекты реверберации) — та белая штука — он стоил €16 тыс. Мы им сейчас не пользуемся. Так быстро появляется новое оборудование. Вот как телефоны сейчас меняют, так все эти железки обновляются. Еще инструментов у нас куча. К примеру, подборку барабанов мне делали в Майами. Когда приходит писать группа, они могут выбрать то, что им нужно.

— Аренда инструментов, самой студии — как все это оплачивается?
— За сессию — $2–2,5 тыс.

— Немало…
— Сессия, то есть рабочий день на студии Hit Factory в Майами стоит также $2,5 тыс. — это шесть часов. Но там это не итоговая сумма. Конвертер и работа звукорежиссера — это еще $2–2,5 тыс. То есть за день работы выложи $5 тыс.! В России такой студии, как у нас, просто нет больше — по всем показателям. И «Мосфильм» гораздо слабее. Еще там ужасный тон-зал, где звук ведет себя буквально бесконтрольно. И микрофонов у них нет таких. А у нас потрясающий набор. Вот, к примеру, есть шикарный золотой микрофон, стерео, за €9 тыс. Недавно купили микрофон за 400 тыс. руб. На днях к нам зашел менеджер группы «Люмен» и сказал: «Да! Здесь действительно любят музыку, потому что студия неокупаема».

— Кстати, студия все же зарабатывает деньги?
— Это полная ерунда-то, что она зарабатывает по сравнению с тем, сколько в нее вложено! Недавно мы начали работать с саундтреками. Сначала записали барабаны — у нас они звучат нагло, мощно, дерзко — как надо! Потом скрипки попробовали. И получилось все. Вот только сейчас закончили запись 34-х треков для нового блокбастера…

— А как заказчики на вас выходят? Или вы — на них?
— Сами на нас выходят. Присылают материал по почте. Новый Орлеан, Голливуд…

— Неужели им проще заказывать запись в России?
— Это как минимум дешевле! А качество только выигрывает. И они уже знают это. Мы работаем быстро и качественно. Во всяком случае, это новое направление для нас интереснее, чем писать всяких дураков.

— А промоутерством продолжаете заниматься?
— Ну, если мне кто-то очень нравится, могу и привезти его с концертом. Я вообще этим начал заниматься, чтобы привить молодежи музыкальный вкус. Есть же музыка сегодня: Bon Jovi, Foreigner, дедушка Оззи Озборн жжет — да, много. Чтобы не дешевку слушали, чтобы была мелодия, красота, голос. Поэтому и стал возить хорошие группы. А потом смотрю, «Ранетки» приехали — полные залы, аншлаг. А кто-то нормальный и половины не соберет. Грустно… Поэтому иногда опускаются руки и думаешь — да пошло оно все!

— Ходят слухи, что даже если человек пришел к вам с деньгами, а вам не понравилось то, что он делает, выгнать можете?
— Запросто! Исключение может быть, только если друг попросил. А так, зачем я буду тратить время — оно дороже денег. Я с удовольствием займусь чем-то даже бесплатно, если меня это будет вштыривать по полной. Мне это в кайф! Если это талантливо, если это здорово — почему нет?! Конечно, если это не какой-нибудь там репер с псевдозаумными текстами, который нот не знает, слуха нет вообще. Да и не музыка это вовсе!

— А если он $3 тыс. даст, пустите в студию?
— Да хоть 23! Нет, никогда! Пусть это даже попса будет, но качественная!

— Такая есть сейчас?
— Лепс. Очень люблю раннего Меладзе. Нравится Агутин.

— А с кем из звезд вы знакомы лично?
— Хорошо знаю Белова из «Парка Горького» и Сергея Ефимова из группы «Круиз» — мы с ним, кстати, работаем постоянно. Почему-то вспомнил сейчас концертного директора Лепса — очень хороший человек.

— Так вы меломан или все-таки рокер?
— Сейчас просто искалечено понятие рока. Вокруг одна навозная жижа! Там нет ни музыки, ни мыслей. Простой тупой трехаккордовый квадрат — как это можно слушать? Шансон не люблю. Максим, «Ранетки» — это же парадокс вообще, смех да и только. Я — за качественный рок!

«Шнуры, микрофоны… Главное — люди!»

Справка:
Мацанов Константин Аркадьевич — директор ООО «Орбита-Леон-Авто» — официального дилера в ЮФО автомобилей NISSAN и PEUGEOT. С 1995 года — лидер группы «Амурские волны» и владелец собственной звукозаписывающей студии с одноименным названием.

— Константин Аркадьевич, мы к вам прямиком из Краснодара, со студии «Маринсаунд», которая сейчас считается одной из лучших в Европе…
— Знаете, я видел разные студии и в разных записывался, и понял одну такую вещь: металлолом какой бы он не был, даже самый золотой, не играет сам по себе. Неважно, какие у тебя барабаны, но если у тебя хорошие музыканты, они даже из плохих барабанов извлекут хороший звук. Конечно, из хороших барабанов они извлекут музыку высшего качества.

— Кстати, о хороших музыкантах. В группе «Амурские волны» постоянная текучка. Люди уезжают-то в Америку, то в Москву…
— Да, многие уезжают. Другое дело, что они там как в какую-то бездну проваливаются и очень немногие пробиваются.

— Получается, альтернативы нет?
— Творческие люди всегда были голодными.

— А у вас никогда не было желания уехать?
— Было, наверное. Я очень давно этим занимаюсь — лет с 16. Тогда такая музыка считалась андеграундом и никому не была нужна. Когда это стало легко, мне это стало неинтересно. Были якоря здесь. Я не жалею. Те, кто уехал в Москву, Америку — не все хорошо себя там чувствуют.

— Ну, если бы у них была возможность зарабатывать здесь…
— Сегодня музыканты «Амурских волн» — это люди, у которых в качестве дела — работа в компании «Орбита». Когда-то я встал перед выбором-либо я вынужден понимать, что этот человек ненадолго и изначально к этому так относится, либо необходимо предложить ему какие-то классные условия. Я не могу платить им деньги! Меня это ломает! Это мои друзья — единомышленники, с которыми мы много лет вместе. И здесь, в компании «Орбита», они получают достойную зарплату за свою основную работу.

— То есть сейчас самое гармоничное — заниматься основным бизнесом и параллельно музыкой как хобби?
— Я всегда тяжело различал, что такое хобби и не хобби. Вот, когда ты в 25-й раз собираешься на репетицию по поводу одной песни, которую не может сыграть один гитарист, а в это время идет футбол, который ты очень хочешь посмотреть, ты все равно идешь на репетицию. Это хобби? Сложно это все определять. Это такая же работа, как все остальное.

— Студия звукозаписи — особое место для вас?
— Наша студия не является бизнес-проектом, это такая хоум-студия. В коммерческой студии ты очень жестко привязан буквально по минутам. А я хочу что-то менять по ходу — экспериментально улучшать результат и не думать о времени.

— Никогда не думали организовать работу студии так, чтоб она приносила деньги?
— В Москве есть много студий, которые зарабатывают деньги. Знаете на чем? Вот нравится человеку женщина, а та хочет песенку записать, у человека есть деньги, они идут в студию, и всем хорошо.

— Так может, и вам таких девушек поискать?
— Да не нужно мне это! Студия — лаборатория, куда я могу прийти всегда, когда захочу, и поработать. Вот хорошее у меня настроение или плохое, я прихожу сюда, а тут кто-то в этот момент деньги зарабатывает? Не нужно мне это в принципе.

— Ну, хорошо. Денег не приносит. А сколько нужно, чтобы студия появилась?
— Она появилась сразу же, одновременно с созданием группы «Амурские волны» — в 1995 г. Ничего особенного там не было и нет — шнуры, микрофоны. Вопрос в том, как люди хотят писать в студии. Если студия сделана «под гараж» — это одно оборудование, если студия сделана «под компьютер» — это другое оборудование. У нас — «гараж». Правда, есть два тон-зала — маленький и большой. Ничего особенного. За все время существования на студию мы потратили не больше миллиона долларов.

— Вы и записываете, и сводите?
— Да, записываем, сводим, только не мастерим. Для этого отдаем материал в Москву. Меня качество не ломает. Качество мне нравится. Звукорежиссер — вот от кого все зависит.

— То есть, ценность — в людях, а не в железках?
— Абсолютно! Есть студия в Харькове, где пишется Джим Бокс, да там кто только не пишется. Прочитаешь список оборудования — ну, ничего особенного. Люди там просто рукастые и ушастые! Это главное!

— Что-то планируете покупать еще?
— Ну, надо будет, купим. Вот сейчас стоит вопрос о мониторах.

— То есть в вашем случае звукозаписывающая студия не требует каких-то регулярных вливаний?
— Почему же. Требует. Десять тысяч уборщице плачу.

— Давайте все же вернемся к группе «Амурские волны». Третий альбом уже на подходе?
— Осенью хотели его выпустить. Но, видимо, все-таки зимой. Записано и сведено уже девять песен.

— В конце 90-х «Амурские волны» можно было слышать в ротации на радиостанциях. Сейчас планируете как-то пиариться в связи с выходом альбома?
— Сложный вопрос — не знаю. Одно время мы этим занимались. Теперь не знаю. Понимаете, сейчас ни одна уважающая себя рекордс-компания не берет вообще никаких музыкантов. Последний альбом Борис Гребенщиков продал за $30 тыс.- это вообще ничего! То есть то, что раньше он продавал за $3,5 млн., сегодня $30 тыс.

— С чем это связано?
— С Интернетом! Интернет — это страшно!

— Ну, так возьмите на работу кого-нибудь, чтобы занимался раскруткой, пиаром или просто отслеживал авторские права…
— Я не смогу относиться к этому человеку как к работнику. Тут люди — мои работники, там — друзья. Вот я вас возьму к себе на работу и не смогу относиться как к работнику.

— А как?
— Не знаю. Мы будем ездить обедать с вами, кофе пить. Это не рабочие отношения. Рабочие предполагают дистанцию. А когда люди завязаны на изначально некоммерческом проекте, эта дистанция сокращается.

— Кстати, по поводу дистанции с сотрудниками…
— Мои сотрудники до шести называют меня на «вы», а после шести могут посылать вообще. Это уже другие отношения.

— О планах расскажете?
— Да куча планов. Только я не знаю, как говорить об этом. Я планирую записать еще один альбом, потом еще один, и еще один, и еще один, и еще один. А потом я умру…

— Ну, не надо о себе так пессимистично…
— Почему? Это наоборот оптимистично — я говорю, что до моей смерти я запишу еще семь альбомов!!! Или 27 или три всего… У меня много идей! Мне интересна лаборатория, интересно творчество, мне неинтересно, что с этим творчеством происходит дальше. Но одно я знаю точно, на любой продукт будет своя аудитория — маленькая-большая, но будет.